Не из местных, правда.
Такуан слушал трактирщицу, как бродячий путник прислушивается к журчанию горного потока. На сами слова он внимания давно уже не обращал. Мысли Такуана витали далеко в прошлом. Он вспоминал своё беспечное детство, и перед глазами его вновь и вновь появлялись образы родителей. Слёзы навернулись на его глаза.
Похожая на фазана трактирщица истолковала это по-своему:
– А ты никак и сам на Юй Минь глаз положил!
– Кого? – рассеянно переспросил Такуан. Имя купеческой дочери пролетело мимо его ушей.
– Цю Миня дочки!
– Нет-нет, – замотал головой Такуан. – А где живёт он, Цю Минь этот?
Трактирщица подмигнула Такуану, будто поняла его совершенно обратным толком.
– На четвёртой отсюда улице. Ворота ищи, что побогаче.
Такуан спешно поблагодарил трактирщицу и выскочил на улицу. Вслед ему донеслось:
– Опоздал ты! Юй Минь давно уже к жениху уехала, к свадьбе приготовляться!
Но Такуана дочь Цю Миня не интересовала. Он мечтал поскорей увидеть свою матушку. Он промчался мимо трёх улиц, выскочил на четвёртую и остановился у расписанных киноварью ворот. Створ ворот был заперт, а на столбе висела деревянная колотушка. Такуан схватил её и принялся выбивать по столбу мелодию, которую в деревне Кото знали все.
Матушка Такуана услышала стук, и сердце её забилось в такт. Как говорит старинная пословица, материнское сердце всегда знает больше, чем уху слышно. «Неужто мой Хацукои объявился!» – подумала нынешняя купеческая жена, некогда бывшая замужем за деревенским кузнецом по имени Цунь. Она поспешила к воротам и широко их распахнула.
Радости Такуана и его матушки не было предела. Слёзы хлынули у обоих из глаз. Такуан бросился вперёд и крепко сжал свою матушку в объятьях. Та гладила его по голове, где уже немного отросла рыжая шевелюра, и приговаривала:
– Хацукои, мой Хацукои!
Такуан давно не слышал этого имени и не стал поправлять свою мать. К тому же имя это вызвало у него воспоминания о детстве в деревне Кото и о всех его невинных проделках. Он тотчас же захотел рассказать матушке всё, что с ним приключилось. Да и матери его не терпелось узнать, как же её сын поживает.
Она проводила Такуана внутрь и усадила в горней комнате. Домовые слуги принесли пузатый чайник, из носика которого шёл густой пар. К чайнику прилагались две чайные пиалы и блюдо со сладостями.
Купец Цю Минь был богат, и новая жизнь матери Такуана отличалась от деревенской в лучшую сторону. Это порадовало Такуана, поскольку он переживал о том, сможет ли позаботиться о матушке и вместе с тем посвятить себя путешествиям и приключениям. Теперь же выходило, что дела у его матери шли как нельзя лучше, и Такуан почувствовал ветер свободы. Он отхлебнул чаю и принялся рассказывать.
Сперва он рассказал о своей жизни в монастыре, умолчав о множестве своих проделок.
– Надоел мне монастырь, вот я и отправился странствовать, – сказал он и перешёл к описанию своих приключений. Рассказал он о том, как схватился с барсуком. И о том, как появился у него лисёнок по имени Дзин.
– Где же он? – спросила матушка, и Такуан понял, что после самого трактира он о лисёнке и думать позабыл. Мысли о скорой встрече с родичами переполнили его так, что лисёнок остался где-то позади.
– Любит он погулять сам по себе, – такими словами Такуан ответил матушке и продолжил рассказ.
Наконец дело дошло до того, как Такуан наказал жадность наместника Ту Фанга, принца Даньяна и самого князя Бао Чжу.
– Посмотри, сколько у меня драгоценных камней! – довольно промолвил Такуан и высыпал на стол перед матушкой свою добычу.
Та с горечью поглядела на Такуана.
– Так ты и не научился ничему в монастыре, – сказала она. – Была б у тебя на плечах голова, а не дыня кивано, может, и батюшка твой жив бы остался.
И мать Такуана заплакала, вытирая набежавшие слёзы рукавом домашнего платья. Такуан принялся её утешать, сам пока не понимая, что в его словах расстроило матушку. Когда она немного успокоилась, то рассказала Такуану о несчастной судьбе, которая пришла в деревню Кото. Злой медведь-оборотень появился прямо на кузнечном дворе и разорвал кузнеца Цуня.
– Не окажись рядом бродячего монаха, и нас бы сожрал. С твоею сестрой вместе, – рассказала Такуану матушка. – Насмотрелась она ведь на проделки твои, вот и стащила из монастыря шкатулку со спящим бесом.
Сердце Такуана разрывалось от самых разных чувств. Он чувствовал горечь и печаль утраты, которая перемешивалась с виной – ведь, и правда, каким-то образом его беспечное поведение помогло такому горю. Гнев закипел у него на сердечном дне крошечными пузырьками. «Оборотни! – подумал он. – Пусть только мне на глаза попадутся. Уж я за батюшку своего отомщу!»
Наконец печаль победила прочие чувства, и горькие слёзы хлынули у Такуана из глаз. Он крепко обнял матушку и поклялся, что никогда не допустит, чтобы зло с ней приключилось. Так они проплакали некоторое время, а затем матушка умылась колодезной водой и продолжила свой рассказ.
Она поведала Такуану, как встретила купца по имени Цю Минь и как этот купец помог ей забыть об утрате. Он показал ей, что солнце до сих не умерило свой свет, деревья сохранили зелень, а цветы на кустах были столь же прекрасны, как и лицо младшей сестры Такуана.
– Где же сестрица моя? – спросил Такуан.
– На базаре, отчиму помогает, – ответствовала ему мать.
– А я ведь ей подарок привёз, – с этими словами Такуан показал на сверкающий изумруд. – Вот соберётся она замуж, будет ей чем жениха поразить.
– Далеко до свадьбы ещё, – сказала матушка. – Она ведь совсем ещё мала. Луна ещё даже не опустила на неё свой свет. Если уж и говорить о свадьбе, – продолжила она, – у тебя ведь есть теперь и сводная сестра.
– Юй Минь, – перебил её Такуан, которому не терпелось показать, что он уже кое-что о своей новой семье разузнал. – Скоро свадьба у неё.
– Верно, Хацукои, – сказала матушка.
Сердце Такуана горячо отозвалось этому имени. Он решил, что не будет лучшей возможности, чтобы сдружиться со своей новой семьёй, как сделать это на свадьбе.
– Всё равно, пусть изумруд мою сестру дожидается, – сказал он. – А вот из остальных камней я приданое для своей новой сестры соберу.
– Краденые камни в подарок? – с укоризной произнесла его родительница.
– Права ты, матушка, – ответил Такуан. – Пойду-ка я на рынок и продам их какому-нибудь ювелиру. Есть у вас ювелир здесь?
– Какой там. Чай, мы не в Сурине.
Такуан приуныл. Возвращаться в Сурин ему было нельзя, а до Круйтепа, славившегося ювелирными мастерами, было далеко. Ну
